Путь, выбирающий нас - Страница 93

Вопреки его ожиданиям заветное место находилось вовсе не в саду и не на открытом месте, а внутри небольшой часовни. Скорее всего, часовню выстроили вокруг «Господнего чуда», чтобы придать ему эстетическое оформление, да чтобы не забрел туда кто не надо. Точное местонахождение «чуда» указывал выложенный белой мозаичной плиткой круг на полу, а у стен стояли разнообразные стулья, кресла, кушетки, диванчики, небольшая закрытая кабинка, что-то вроде шкафа и даже зачем-то гроб.

– Это для зрителей? – поинтересовался Кантор, кивая на коллекцию мебели. – Вы тут и развлекательные мероприятия устраиваете? За особую плату?

– Здесь происходит исповедь, – пояснил Торо, плотно закрывая за собой дверь. – А поскольку люди разные бывают, просто сидеть на стуле не у всех получается. Некоторые могут преодолеть смущение и робость, только отгородившись ширмой или дверью. Кому-то надо лечь и закрыть глаза, чтобы расслабиться.

– Что?! Какие еще смущение и робость, к такой-то матери?! Я тебе не девица в первую брачную ночь!

– Девиц мы сюда не пускаем, монастырь-то мужской, – мимоходом заметил Торо и продолжил свою мысль, как будто и не заметил возмущения собеседника: – А некоторым, напротив, нужно непременно видеть глаза слушателя.

– А также периодически чокаться и спрашивать, уважают ли их, – опять не удержался от комментария Кантор, так и не успокоившись насчет смущения и робости.

– А вот это не разрешается. Так что и думать забудь.

– Я и не думал! Я вообще спиртного не пью!

– Вот и нечего язвить. Выбирай сам, как тебе будет удобнее, располагайся, настраивайся…

– Погоди… а гроб здесь зачем?

– А вот для таких особо изысканных господ, как ты… Шучу, шучу. Попадаются оригинальные клиенты, которые желают представить, будто они уже умерли или вот-вот умрут. Тогда им легче поведать то, чего они при жизни никому бы не рассказали. Если тебе нравится гроб, можешь смело укладываться. Там удобно, мягко, покрывало регулярно стирают…

– В гроб я как-то пока не тороплюсь, – проворчал Кантор и еще раз прошелся вдоль мебельной выставки.

Если раньше у него и мелькала мысль бросить эту затею и уехать куда-нибудь по-людски, на лошади, то теперь она исчезла окончательно. После рассуждений о смущении и робости любой шаг назад наглядно подтвердил бы, что товарищ Кантор – трус, слабак и застенчивый хлюпик с нежной душой. И еще гнусный лицемер, совершающий поступки, о которых потом стыдится поведать.

– Если сейчас войти в круг, портал не сработает? – уточнил он, останавливаясь у белой мозаичной линии.

– Даже не пробуй. Не сработает.

– Пока я не буду готов?

– Да.

– Тогда я сяду здесь, – решительно заявил Кантор и уселся прямо на пол в центре круга. – И отсюда буду исповедоваться, пока не сработает.

– Тогда проверь, ничего ли ты не забыл.

– Ничего. Лошадь я и не собирался тащить через портал, а все остальное при мне.

– Может, тебе стоит что-нибудь потеплее надеть? Вдруг ты окажешься где-нибудь в Поморье? Давай я попрошу кого-то из послушников принести тебе теплый свитер.

– Ага, и шерстяные носки, и меховую шапку, и заодно зонтик от солнца, купальные трусы, а еще халат и тапочки…

– Хорошо, как хочешь. Начинай.

– Что я должен говорить? Я слышал, на исповеди нужно в чем-то громко каяться? Вспоминать, что сделал плохого, что могло не понравиться богам?

– Не обязательно. Расскажи о том, что тебя самого беспокоит. Вызывает сожаление, осознание собственной неправоты, сомнения в правильности своего поступка. То, о чем говорит твоя совесть. И обязательно честно. Лгать Богу – все равно что самому себе. Даже хуже, так как сами себя люди часто успешно обманывают. Можешь задавать вопросы.

– Тебе или Богу?

– В кого веришь, тому и задавай.

– А с чего начинать? С самого детства? Или как?

– Начинай лучше с конца, – посоветовал Торо. – С последних дней. Так будет легче вспомнить. Или с того, что больше всего тебя беспокоит.

Спустя два с половиной часа святой отец покинул опустевшую часовню, мысленно помахав на прощание исчезнувшему товарищу и представляя себе, как тот сейчас матерится, обнаружив, где оказался. Если только падре Себастьян хоть что-то понимает в людях и Господних чудесах, Кантор сейчас должен беситься еще хуже, чем те товарищи, которые мечтали о подвигах и славе, а оказались в родных деревнях…

– Отец Себастьян!

Торо отвлекся от размышлений и полюбовался, как бестолковый брат Ансельмо бежит через двор, спотыкаясь и путаясь в рясе.

– Отец Себастьян! Во имя Господа, подойдите к воротам! Ваш товарищ там кричит, скандалит и нарушает сосредоточение всей обители… Только вы сможете его утихомирить.

– Этого не может быть, – терпеливо объяснил Торо, отгоняя бредовую мысль, что Кантор каким-то образом переместился не только в пространстве, но и во времени. Нет, скорее всего, брат Ансельмо не только бестолков, но и подслеповат… – Он только что вошел во Врата Судьбы и никак не может скандалить у ворот.

– Все равно подойдите. Он вас хочет видеть.

Нет, портал, конечно, иногда мог подшутить над клиентом, но не до такой же степени он обнаглел, чтобы выкидывать человека прямо у ворот!

Торо поправил сползший пояс, который никакими усилиями невозможно было удержать на положенном месте, и быстрым, по его мнению, шагом затопал к воротам. Даже если это действительно Кантор, драться в обители он все равно не будет. Особенно если его в обитель не впустить.

Выглянув в окошечко, отец Себастьян отметил, что брату Ансельмо надо будет справить очки. Господин который ломился в ворота, был очень похож на Кантора, но спутать двух людей столь разного возраста мог или болван, или близорукий. А спутать воина и мага – это уж вовсе верх бездарности, и за это надо будет брата примерно наказать. Чтобы учился смотреть, думать и не паниковать при виде скандального посетителя. Дабы постиг, что служение не допускает суетности и опрометчивости в суждениях.