– Я отец Себастьян, – сообщил Торо, уже зная, что у него сейчас спросят. – Что вам угодно?
– Кантор у вас? – торопливо выдохнул пожилой маг, нервно тиская в кулаке переброшенную на грудь косу. – Я должен его увидеть! Срочно! Пока он ничего не натворил!
– Простите, – сочувственно развел руками святой отец, – но его здесь уже нет. Кантор вошел во Врата Судьбы и покинул нашу обитель.
Выражение лица почтенного мэтра было еще красноречивее, чем несколько коротких слов, брошенных в сердцах. Торо не удержался и все-таки открыл калитку.
– Вы можете войти, отдохнуть, переночевать, если необходимо… А это еще что такое?
Невысокий придворный маг из окошка был не виден, но теперь возник из-за плеча спутника, как по волшебству.
– Что здесь делает придворный маг?
– А черта вам лысого! – радостно выкрикнул Казак и подпрыгнул на месте от полноты чувств. – Я больше не придворный! Я свободен! Наконец-то я свободен! Теперь пусть мэтр Максимильяно с этим недотепой нянчится!
– Спасибо, – угрюмо ухмыльнулся новый придворный маг и смело шагнул в раскрытую калитку. – Обидно. Мне так был нужен Кантор… Я должен был с ним увидеться, кое-что ему сказать… И разминулся всего на несколько минут!
– Если желаете, мы можем об этом поговорить, – немедленно предложил Торо, от души сочувствуя расстроенному посетителю.
Тот неожиданно понимающе усмехнулся:
– Я буду весьма признателен, если вы уделите мне немного времени для разговора. Только не в том смысле, в котором вы подумали.
– В каком вам будет угодно, – рассмеялся священник, отмечая про себя, насколько похожи отец и сын дель Кастельмарра не только внешне, но и в повадках. – И не переживайте вы так. Если человек вошел во Врат Судьбы, это не значит, что он пропал неведомо куда.
– Это можно как-то отследить? – вскинулся несчастный отец, весь подавшись вперед в безумной надежде.
– Отследить – нельзя. Но догадаться – можно. У меня есть несколько вариантов, и самый вероятный… М-да, представляю, как материт сейчас Кантор меня, портал, судьбу и в первую очередь себя…
В подобную ночь мое любимое слово – налей!
Б. Гребенщиков
Кантор поставил на пол футляр с гитарой и огляделся. Огромное неосвещенное помещение, в котором он оказался, походило на зрительный зал, не видевший публики по меньшей мере год.
Кресла партера были сдвинуты и свалены с правой стороны, левая же носила следы малярно-штукатурных работ. С дюжину кресел стояли полукругом ближе к сцене, и пыль с них кто-то заботливо стер. Сама сцена, на которой и находился Кантор, тоже не выглядела заброшенной – на ней много и регулярно топтались, а под свежими следами просматривались разводы от половой тряпки.
И что же хотела сказать уважаемая судьба, помещая клиента в это сомнительное заведение?
Что он должен вернуться на прежний путь? С одновременным намеком на то, что путь барда для него отныне не цветы и аплодисменты, а пустые обшарпанные залы?
Поскольку сей глубоко теоретический вопрос пока не поддавался разрешению, мысли несчастной жертвы судьбы постепенно переключились на более практические вопросы. Прежде всего Кантор попытался определить, где он находится и который час. Если о втором ему охотно сообщили часы (ничего себе, половина пятого, это значит, он почти три часа трепался?), то ничего, указывающего на первое, вокруг не обнаружилось. Кантор хотел было поискать выход в надежде, что на улице определиться будет проще, но в глубине зала послышались шаги и голоса. Кто-то споткнулся, от души помянул чью-то маму и спросил, почему под ногами мусор, а осветительного шара опять нет на месте.
«Я в Мистралии…» – успел подумать Кантор, но в следующую секунду бессовестная судьба беспощадно скорректировала его умозаключения.
– Маэстро, вы его в прошлый раз оставили около сцены, – напомнил другой голос. – Осторожно, здесь ведро… Это рабочие, наверное, побросали всякий хлам…
Вот на этом месте Кантор действительно готов был сделать то, что предполагал догадливый товарищ Торо, так как этот голос он узнал бы в любых обстоятельствах. Но сказать вслух все, что он думает о судьбе и «Господних чудесах», не рискнул.
Нет, только не сейчас. Даже если вынести позор возвращения все равно придется, надо же к этому как-то морально подготовиться… Но не объявляться сейчас, когда он в растерянности и чуть ли не в истерике, когда ему не то что сказать, а даже подумать ничего умного не удается!
Кантор подхватил гитару и бесшумно отступил на несколько шагов, укрывшись за обветшалой декорацией, которая при жизни изображала не то гномью кузницу, не то комнату с камином. Глупо, но искать выход в темноте, грохоча и опрокидывая всевозможный хлам за кулисами, было бы еще глупее.
Маэстро и его ученица добрались наконец до искомого шара, и в зале стало немного светлее.
– Вроде ничего получилось, – прокомментировал Ольга. – Не Королевская Опера, но миленько и со вкусом. Когда весь зал отремонтируют, будет вообще прелесть.
– Мне тоже нравится. Вот только беспорядок здесь развели такой, что глянуть страшно. Надо будет завтра сказать Зинь, пусть обяжет рабочих убирать за собой ведра и инструменты. Заодно пусть уборщицу сменит. Я вчера обратил внимание, как скверно вымыта сцена. Я уже говорил, что глупость это – набирать обслуживающий персонал из девиц, мечтающих о сцене. Уборщица должна прибирать, а не вертеться среди актеров в надежде, что ее сказочным образом оценят и наделят главной ролью.
– А бухгалтер? – хитро напомнила Ольга.